АУ. E/R
Несколько встреч в совершенно неожиданных местах.
пожелания заказчикахотелось бы, чтобы этому было уделено побольше внимания перед описанием всего остального) Случайное знакомство без помощи друзей/приятелей. И по каким-то причинам еще спустя какое-то время Анжольрас переезжает к Грантэру (положим, ремонт или приехали неожиданные не особо любимые родственники, от которых спасу нет - отыгрывающие вольны сами выбирать причины). Почему не к кому-то еще? Внезапно, у всех все занято, а вот у Грантэра как раз на ближайшие три недели свободная хата)
Естественно, после переезда начинают издеваться и подшучивать друзья. Анжо и бровью не ведет, да и Грантэр подавно. Но обоих задевает это, и они такие, не-не, никогда и ни при каких условиях не спать вместе. Но конечно же сказать легко, а вот остаться друзьями куда сложнее, когда всегда такой строгий и способный держать все свои эмоции при себе Анжольрас понимает, что хочет на самом деле. При этом Грантэр, хоть и тайно влюбленный, изредка позволяет себе касаться Анжо и говорить ему что-то такое, что вызвало бы на прекрасном лице излишнюю работу мысли, не связанной с его основной деятельностью.ищем второго
надо дождаться второго участника
Для всего студенчества обычно именно октябрь становится самым бурным сезоном осенне-зимнего семестра. Вполне объяснимо: первокурсники только-только преодолевают тот неловкий момент знакомства и образуются первые кучки не разлей вода, загулявшие уникумы подтягиваются с каникул, корпящие над книгами уже разбирают вкусные темы курсовых, а последние курсы уходят на практику. Помимо прочего, начинается время распределения ролей старост и сбора студсоюзов.
Анжольрас из всех плюсов университетского образования выделял для себя именно последнее. Нет, разумеется, учеба сама по себе важна, но отделение политических наук заставляло, во-первых, копаться в сути и истории вызывающих исключительно негодование идей (с другой стороны, врага нужно знать в лицо, успокаивал себя Анжольрас); а во-вторых - его не любили многие преподаватели за привычку четко и с доказательной базой высказывать свои мысли. Конечно же, они шли вразрез с жизненной позицией свидетелей ещё четвертой республики. А студенческие союзы были той отправной точкой, с которой можно было начать менять общество вокруг себя: как минимум, в пересмотре явно нуждалась система распределения стипендий и общежитий, не говоря уж о более мелких проблемах в духе недостаточной квалификации аспирантов, которых им периодически ставили на замену болеющие профессора.
Октябрь означал ещё и какой-никакой, но прием новых участников. Всегда есть шанс, что кто-то из новоприбывших заинтересуется общественной жизнью университета сразу, осознавая гражданский долг, а не по факту получения уведомления о выселении из общежития из-за какой-нибудь глупой провинности или бюрократической проволочки. Вроде на первое собрание на этой неделе уже приходил какой-то первокур с филфака. Ну что же, главное - начать.
Погрузившись в мысли, Анжольрас не заметил причину, по которой он тот же самый октябрь мог не любить. Погода уже заметно портилась и рассиживаться на лужайках было невозможно не только из-за средних двенадцати градусов, но и из-за мокрой из-за проливных дождей земли. Однако всё равно находились уникумы, каждую свободную минуту проводящие на свежем воздухе - если можно было так сказать, потому что этими стойкими оловянными солдатиками всегда оказывались горстки курильщиков. Анжольрас предполагал, что все они имели так или иначе отношение к факультету искусств. Потому что мало кто будет действительно без опасения быть замеченными преподавательским составом околачиваться у крыльца в учебное время и, например (был прецедент), расписывать главный вход граффити. Кажется, того студента потом выгнали за вандализм, но без возбуждения уголовного дела. Но Анжольрас больше полагал, что это был не какой-то конкретный человек, а местная "городская легенда", которую любят старшие пересказывать младшим, а кто-нибудь всегда похвастается, что делил с парнем парту или вообще это он. Слишком много наплетено, да и студента того Анжольрас лично не видел никогда. Скорее всего, авторов было несколько. И работали они ночью. К примеру. Иначе сам факт такой дерзости слишком нереален.
А граффити, судя по фото на фэйсбуке, было реальным и, между прочим, красивым. Любой, даже как Анжольрас далекий от эстетики современного искусства (и эстетики искусства вообще) человек был бы впечатлен интерпретацией "Свободы, ведущей народ" в стиле Уорхолла.
Осень. Грантэр никогда не любил ее, хотя именно в этот период его вдохновение настраивало свой радар особенно резко и выдавало нечто такое, что со временем можно было отнести к "хорошо" или даже "отлично", как считали его друзья. Но сам он так не считал. Его рисунки казались ему вечно незаконченными, недоделанными, не доведенными до ума и большая их часть пылилась у него в квартире в коробках, другая же их часть была роздана друзьям, которые говорили, что когда-нибудь он станет знаменитым и его картины можно будет продавать за огромные деньги на аукционах. Грантэр лишь посмеивался над их детской верой в свой талант и не мешал им.
А еще осень казалась ему самым трагичным временем года, ведь все отцветало, с деревьев облетала листва, Париж становился уныл, сер и дождлив, нагоняя своим видом тоску. Но он, однако, оставался столь же многолюден. Толпу туристов, кажется, не волновала погода, в любое время они ходили толпами, спускались и поднимались из подземных переходов и метро, щелкали фотоаппаратами с ослепляющими вспышками и все так же восхищались городом любви.
Одну из таких толп Грантэр встретил, когда добирался до университета. Проталкиваясь мимо них к выходу, он смог различить, что говорили они на каком-то славянском наречии, и не один раз он слышал что-то вроде " tvoy mat' ".
Перед тем, как зайти в аудиторию он стоял под крышей крыльца корпуса и курил, изредка пуская кольца дыма себе под ноги, задумавшись о чем-то. Все знакомые уже разбежались по аудиториям, а он не торопился внутрь, что-то его останавливало, и когда он поднял глаза, то увидел его.