сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
о-2012
модерн!ау
e/r
Обоих мсье, которые друг с другом, к слову, еще не знакомы, арестовывают. По разным, разумеется, причинам. Одного за митинги-протесты-сопротивление полиции, ну а другого за разгуливание в нетрезвом виде по улицам и непристойные предложения прохожим. Так или иначе, Анжольрас с Грантером оказываются в одной камере на 15 суток. Ну и последующее продолжение знакомства уже на свободе.
Ищем Грантера
модерн!ау
e/r
Обоих мсье, которые друг с другом, к слову, еще не знакомы, арестовывают. По разным, разумеется, причинам. Одного за митинги-протесты-сопротивление полиции, ну а другого за разгуливание в нетрезвом виде по улицам и непристойные предложения прохожим. Так или иначе, Анжольрас с Грантером оказываются в одной камере на 15 суток. Ну и последующее продолжение знакомства уже на свободе.
Ищем Грантера
С образа Анжольраса сознание перекинулось на образ его отца. Высокий, стройный, он обладал мужской красотой, но, если присмотреться, в его лице сквозила едва уловимая жесткость. Если бы Грантер узнал его раньше, он бы, весьма вероятно, вступил в его, как это называется? партию, что ли. Если бы он интерисовался политикой, конечно. А сейчас, пусть и косвенно, он поддерживает его сына.
Отвлекшись от своих мыслей, Грантер увидел, что заштриховал листок почти дочерна. Он нервничал и весьма ощутимо.
- Ты можешь хоть искалечить меня, твое положение ничуть не улучшится. Ты проиграл, признай уже это и уйди на пенсию, - за это парень снова получил по губам. Наверное, без следа для них это не пройдет, даже когда все заживет.
Отец уже, кажется, исчерпал все угрозы и обещания, но Анжольрас оставался непреклонным.
- Тогда можешь сидеть тут хоть всю жизнь, - объявил Анжольрас-старший и, хлопнув дверью, вышел из комнатки, по дороге кивнув своим охранникам.
Юноша не успел даже попытаться защититься. Крови не было, его лишь вырубили и попинали. Самое странное, что к подобным действиям он успел, если не привыкнуть, то хотя бы перестал удивляться.
Поэтому, очнувшись на своей койке с нещадно болящими костями, он только засмеялся. Смех этот не остановил даже его собственный вскрик от боли в ребрах и вскрывшейся ранки на верхней губе.
- Грантер, в Правительстве намечаются некоторые перемены, - сообщил он, отсмеявшись, со счастливой улыбкой глядя на своего сокамерника.
Гробовую тишину разрезал хриплый смех парня, перемежающийся с вскриками боли, и, успевший задремать Грантер, вздрогнул - до того это было жутко (в эти несколько часов он успеть сослать на голову его отца все кары небесные). Опасаясь, что он успел повредиться рассудком, он мягко погладил его по волосам и аккуратно стер кровавый след с подбородка Анжольраса:
- Иисусе, ты сумасшедший, чемпион, - проговорил он с улыбкой, было в этой жертве его соседа что-то высокое, смотрящее далеко в будущее. Грантер не мог им не восхититься.
- Может и сумасшедший, - согласился он, все еще улыбаясь, но уже самыми уголками губ, чтобы было не так больно. - Но у меня получилось. Отец был инициатором этого законопроекта, а после всего этого, наверняка газеты понаписали про него да еще и додумали то, что не знали, после этого никто не будет поддерживать его планы, чтобы самим не попасть в такую же ситуацию. А ты говорил, что это бесполезно, - он победно посмотрел на Грантера.
Грантер снова отрешенно помотал головой. Ему казалось, что его собственный мир, выстроенный лишь на удовлетворении собственных потребностей и желаний и огражденный стеной цинизма по-кирпичику начал рушиться.
- Малыш, тебе надо поспать, хорошо? А я попробую выпросить что-нибудь у врача, или сюда его привести, если получится. Глобальную задачу ты решил, теперь позаботься о своем существовании, ладно? - мягко проговорил Грантер, не выпуская его руку из своей.
На Анжольрасе не было ни кровинки - ублюдки явно знали, что делали, ведь со стороны, глядя на него, можно было бы подумать, что он просто прилег отдохнуть. А не воет он от боли лишь по собственному упрямству.
В другой ситуации, Анжольрас, разобравшись с одной проблемой, тут же переключился бы на другую, времени 'заботиться о своем существовании' у него не было. Но сейчас было слишком больно, чтобы возражать. И к тому же (скорее это, чем боль, было решающим аргументом) у него не было никакой информации, не за что было зацепиться, чтобы начинать думать в каком-то другом направлении. Так что мозг автоматически переключился в направлении того, что, кажется, у него внутри что-то покорежилось и поломалось. И хорошо, если что-то одно.
Парень благодарно кивнул Грантеру и немного нехотя выпустил его руку, позволяя ему отойти. Тут же стало больнее - сжимая пальцы своего сокамерника, Анжольрас немного отвлекался. Утратив эту опору, он так же вцепился в край матраса, закрыв глаза и надеясь, что не умрет в этой отвратительной камере.
Пока он шел обратно, на его лице расцвела счастливая улыбка: по прошествии суток они не умерли, с охраной, как казалось, все было в порядке, а то, что Грантер упустил из внимания тот факт, что отец Анжольраса может заявиться сам... Ну, он все равно бы ничего не смог с этим сделать. Сейчас оставалось дело за малым - не дать его сокамернику погибнуть, проблем-то (будто он каждый день спасал чью-то жизнь.
Он тихо вошел в камеру и поставил поднос с медикаментами на свою койку, а сам прошел налить воды Анжольрасу. Можно было бы подумать, что он спит, если бы он резко не распахнул глаза на тихий шорох шагов. Пользуясь моментом, Грантер предложил ему выпить содержимое стакана, уверяя, что должно хоть немного, но помочь. Парень почувствовал себя сиделкой, в очередной раз опускаясь на пол возле своего "пациента".
Услышав осторожные шаги, он тут же открыл глаза, чтобы встретить Грантера. Двигаться он уже не рискнул, но послушно выпил все из поднесенного к его губам стакана. Растворенный в воде порошок был отвратительно горьким, но юноша даже не поморщился, не желая еще сильнее показывать свою слабость или недовольство. Несколько капель воды, которые он не успел проглотить, стекли из уголка губ, и Анжольрас проклял все на свете. Это каким же надо быть беспомощным! Только слюнявчика не хватает для полной картины инвалида. Отвратительно.
Юноша хотел было открыть глаза, чтобы поблагодарить своего друга (определенно друга), но язык не шевелился, да и открыть глаза оказалось сложнее, чем могло показаться.
- Спасибо, - все-таки смог он сказать тихо-тихо, надеясь, что Грантер его услышал.
Это было не так легко, как хотелось. На протяжении ночи Анжольрас вздрагивал, что-то стонал сквозь сжатые зубы, бился в какой-то агонии пока, под утро, в холодном поту все же более-менее спокойно не уснул. Грантер все это время провел подле него, остужая горячий лоб влажным полотенцем. Когда на холодном небе начала появляться бледная заря, он, не менее измученный, чем Анжольрас, точнее, нервно истощенный, уронив голову на колени своего соседа, также забылся тяжелым сном.
Ночь была ужасной - он метался между сном и явью, мучаясь от боли и лихорадки. Эффект от обезболивающего уходил не постепенно, а боль нахлынула единомоменто, накрывая с головой. Избившие его явно были профессионалами - ни одного внешнего повреждения, кроме пары синяков, ни одной сломанной кости, но жуткая боль. Парень бы согласился сейчас на любой наркотик, лишь бы хоть немного отдохнуть, ненадолго выскользнуть из истерзанного тела. Но, конечно, взять их было неоткуда.
И хуже всего было от того, что из-за него Грантеру приходится совсем нехорошо. И раньше не было, а теперь так совсем. Увидев своего соседа, спящим на полу, положив голову на кровать, Анжольрас хотел было попытаться оттащить его на кровать и уложить нормально, но какое там - он встать-то не может. Так что он решил просто не шевелиться, чтобы дать Грантеру отдохнуть, только аккуратно дотянулся за пакетиком обезболивающего и насыпал немного порошка просто себе на язык, не имея возможности развести его.
- Как что-то вообще может помочь от боли, если это не вино? - парень еще раз брезгливо взглянул на белесую жидкость в стакане, от которой шел едва уловимый запах апельсина. Он легко коснулся лба Анжольраса убеждаясь, что температура его тела вполне обычная. Одно, что выдавало в нем человека не вполне здорового - через чур выраженная бледность.
Ему нужна, как минимум капельница, подумал Грантер в сотый раз кляня его отца.
- Можно мне еще... спасибо, - он не стал договаривать, потому что Грантер очевидно сразу понял его и дал еще обезболивающего. Кто там первым открыл обезболивающее? Черт знает, но этот человек заслуживает как минимум памятника.
- За сегодняшнюю ночь, я вспомнил все медицинские знания, которые знал и не знал. Потому, может прозвучит и глупо, но, как ты, Анжольрас?
- Боюсь, даже твое хваленое вино не поможет. Разве что морфий.
Нельзя было сказать, что Анжольрасу полегчало - без обезболивающего он снова будет загибаться, но пока мозг немного очистился, к нему вернулось хорошее настроение от собственной победы.
- Ты не знаешь, здесь охранники газеты читают?
- Ну, думаю охранники такие же люди, как бы тебе не казалось иначе, я попробую что-нибудь сделать, - он отошел к решетке и позвал все того же круглого надсмотрщика. Перебросившись с ним парой слов, он открыл решетки и вывел Грантера, даже не став надевать наручники. Вернулся он через некоторое время с двумя чашками: в одной дымился чай, а в другой кофе, газета была зажата под мышкой. Он поставил чашки на пол и уселся на кровати Анжольраса:
- Ты звезда, чемпион, - хмыкнул он, раскладывая еще пахнущую чернилами газету на первой полосе которой находился снимок, с явно какой-то старой семейной фотографии (где журналюги их только находят?), снимок отца и сына с черным росчерком по середине и броским слоганом, вчитываться в который Грантер не стал, а вместо этого прильнул к вкусно пахнущему кофе (презент от охраны, но его другу это знать не обязательно).
Пропустив кричащий заголовок, парень вчитался в статью, написанную каким-то малоизвестным, но судя по большому объему мелких деталей, очень пронырливым журналистом.
- Его сняли с поста! Вчера вечером, - Анжольрас засмеялся. - Послушай. "Вчера вечером глава министерства юстиции Анри Анжольрас был обвинен... ну, насчет этого ты в курсе, тут долго размусоливают... собственного сына и снят со своего поста. Сам же он утверждает, что был оклеветан сторонниками анархистских..." - парень усмехнулся, - дожили, мы теперь и анархисты. "...анархистских течений, но это опровергается чередой фактов... Дело передано в суд, рассматривается вопрос о досрочном освобождении... будут вызваны для дачи показаний...". Может, я умер? Поверить не могу, - глаза у юноши блестели от радости.
- Серьезно, малыш? Твоего отца зовут Анри? Странно, что не Луи, я бы тогда сто процентов отгадал с лилиями, - и он не мог не улыбаться, радуясь успеху Анжольраса, - можешь сказать мне спасибо, я - твой счастливый талисман. А то сколько ты бы еще лет со своим отцом воевал. Целоваться не обязательно, но если ты хочешь, я готов пересмотреть этот пункт, - он просиял, словно начищенная монетка на солнце. Успеху своего знакомца он радовался вполне искренне, пусть и не особо вдумываясь, что же произошло между отцом и сыном. Для него вдруг целый мир сузился до этой их маленькой камеры, где едва ли не единственный из людей, которые импанировали Грантеру, светился от радости.
- Значит, твои дружки - анархисты? И ты их, как бы сказать, ведешь? - Грантер насмешливо изогнул бровь. Анжольрас никак, ну никак не был похож на предводителя оппозиции. Хотя, как парень мог убедиться - внутренней силой он обладал недюжей.
- Я, как бы сказать, не веду никаких анархистов, - возразил Анжольрас. - Анархия тоже не выход, особенно в нынешнем обществе. Это для отца все, что не его партия, все анархисты-сатанисты и так далее.
Он посмотрел на Грантера, чуть улыбнувшись. Похоже, он и правда оказался его счастливым талисманом, и Анжольрасу очень повезло, что он оказался с ним в одной камере.
- Как я смогу отблагодарить тебя?
Сам он дом родителей обожал. Хоть его отец и владел состоянием, но жили они в пригороде Тулузы, в большом доме, с особой тщательностью обставленном его матерью. Не имея ни братье ни сестер, парню там было иногда одиноко, потому он с удовольствием приглашал своих друзей и они все вместе, когда отец был не в командировке, окупировав его кабинет и рассевшись по кожаным диванам слушали его истории, привезенные с Востока или просто читали какие-нибудь книги с приключениями. После, когда Грантер уехал, они с отцом не оставили привычки собираться там, либо на веранде, но теперь они играли в карты и выпивали, обсуждая насущные дела и проблемы. Потому для него было странно слышать, как Анжольрас отзывается о доме родителей.
- Ты, я надеюсь, понимашь, что ничего мне не должен, но если ты хочешь успокоить свою совесть - я уже сказал, от чего бы не отказался точно, - аккуратно проговорил он, все же опасаясь получить от Анжольраса звонкую затрещену.
'Ничего не должен', как же. Может, Грантер так и считал, но вот Анжольрас - нет. Он вообще не видел способа как-нибудь достойно отблагодарить друга. Не деньги же ему предлагать, это как минимум низко. Так что юноша решил начать с малого и, поморщившись, сел на кровати и, подавшись немного вперед, коснулся губами губ Грантера, задержавшись на них на несколько секунд. Дольше сидеть так было больно, и он откинулся обратно на подушку.
- Чьей угодно, - насупившись пробурчал он последнюю фразу Анжольраса, но, быстро взяв себя в руки, в свойственной ему манере легко продолжил, - ты мог этого не делать, - мог, но, черт, спасибо, спасибо, спасибо. Он бы еще и еще целовал сухие и с жесткими корочками губы Анжольраса, может быть чуть менее целомудренно, но... Выдав себе мысленного пинка, Грантер решил особо ни на что большее не надеяться.
Во всей этой ситуации Грантер чувствовал себя странно.
К этому моменту находиться даже в полусидячем положении стало больно, и он медленно сполз по подушке на кровать, закрыв глаза ладонями, а потом и вовсе завернувшись в одеяло с головой. Безусловно, "свержение" отца стоило того, но к чему же так больно...
Обеспокоенный состоянием Анжольраса он снова к нему присел, поправляя одеяло:
- Опять мерзнешь, неженка? Я уже говорил, что ты как цветок? К внутренним качествам это отношение не имеет.
Такое чувство, будто по нему проехался танк. А потом пробежала паникующая толпа. В простых драках, в которые он иногда попадал, профессионалов не было, поэтому он всегда отделывался синяками и ссадинами, но все бывает в первый раз. Особенно когда ты идешь наперекор жадному до власти политику.
- Это последний, но, думаю, что можно будет выпросить еще, - он помог Анжольрасу приподняться и придержал чашку, дабы она не выскользнула из его ослабевших пальцев.
Он накинулся на чай с обезболивающим, выпив все до последней капельки.
- Спасибо, - снова повторил он. Больше всего в этой ситуации его угнетало незнание. Что с ним? Будет ли он вообще жить? Но ныть по этому поводу юноша не собирался.